Настоящая человеческая фасоль
Чувствую себя мразью, да.
Ну что, что мне тебе сказать? Что за последние несколько лет это была самая страшная ночь, да? Что мне тоже стыдно, и все такое? Что я тебя прощаю?
И я давно заметила, что даже самому любимому человеку я могу высказать что-то только намеками, вопросами, наездами. Потому что я многого не могу сказать в лицо. Я не умею просить прощения вслух. Не умею говорить правду вслух. Могу только гнусным шепотком в ухо, влажными губами по шее, намеками, наводящими вопросами, пальцы на запястье могу положить и трусливо промурлыкать что-то такое лживо-слащавое, что самому противно. А в лицо, во весь голос, честно, смело - не могу.
И я боюсь, что он только один. Я слишком гордая шавка.
И еще одного окрика я не выдержу. Я панически боюсь, когда на меня кричат. До слез, до истерики боюсь. Могу захлопнуться, как некоторые особо нервные моллюски, переломав тебе руки створками.
Ну что, что мне тебе сказать? Что за последние несколько лет это была самая страшная ночь, да? Что мне тоже стыдно, и все такое? Что я тебя прощаю?
И я давно заметила, что даже самому любимому человеку я могу высказать что-то только намеками, вопросами, наездами. Потому что я многого не могу сказать в лицо. Я не умею просить прощения вслух. Не умею говорить правду вслух. Могу только гнусным шепотком в ухо, влажными губами по шее, намеками, наводящими вопросами, пальцы на запястье могу положить и трусливо промурлыкать что-то такое лживо-слащавое, что самому противно. А в лицо, во весь голос, честно, смело - не могу.
И я боюсь, что он только один. Я слишком гордая шавка.
И еще одного окрика я не выдержу. Я панически боюсь, когда на меня кричат. До слез, до истерики боюсь. Могу захлопнуться, как некоторые особо нервные моллюски, переломав тебе руки створками.